1797 год, 22 мая. О беспорядках и волнениях в Юрьевском, Переславском и Покровском уездах. - Гаврилов Посад - городок наш небольшой

1797 год, 22 мая. О беспорядках и волнениях в Юрьевском, Переславском и Покровском уездах.

В короткое время возникли безпорядки и волнения в имениях следующих помещиков Юрьевскаго, Переславскаго и Покровскаго уездов:

Н. А. Богданова, в с-цe Щедрине (•) Безпорядки возникали и ранеe в этом имении, но крестьяне были усмирены и пять человек наказано.

Ник. Петр. Макарова, в с. Богословском.

Прас. Петр. Извольской, в с. Федоровском и c-це Звенцове.

Мих. Ив. Мусина-Пушкина, в с-це Елец.

Гр. Петр. Борис. Толстова. Петра Ив. Демидова, в с. Турабьеве, Юркове, Беляницыне, Скомове,  Владычне, Пинагоре,  Мирославлe и дер. Ратьковe, Быстрей, Мышкине, Студенцы и Черноводки..

Мих. Ив. Прокудина, в c-цe Горе Фуниковой и д. Хмелевой.

Кн. Елиз. Алексеев. Одоевской, в с. Николаевске и дер. Хорошевке.

Кн. Map. Андр. Шаховской, в с. Архангельском, Калитеево тож.

Андр. Ив. Винова, в с. Касагове и c-це Озерцы.

Над. Никит. Аврамовой, в с. Фетисове, Никитское тож, дер. Игнатове, Коленове, Конатове и Воскресенской.

Ник. Соленикова, в с. Зиновьеве, д. Податневой и с-це Берестянки.

Фед. Григ. Карина, в с. Богородское Селище и Ильинском с деревнями.

Вас. Отяева, в с. Давыдовском, дер. Лычеве и Марьиной.

Ал-ея Ал-ев. Бехтьева, в с. Дубках и дер. Троицы, Лавреновой, Мелинок и Сукманове.

Андрея Кузьмина-Караваева, в с. Спасском, дер. Новой, Дашки, Курицыне, Васильки, Климентьине, Лапушки, Тюрякине, Кривцовой, Нефедовке.

Мих. Вас. Митькова, в с. Забелинe.

Пел. Ив. Бехтьевой, в с. Дубках с дер.

Варв. Алекс. Кузьминой-Караваевой, в д. Очепе, Марковой, Новинки, Мышлине и Калининой.

Елиз. Алексеев. Ладыженской, в c-це Калинине.

Вл. Алексеев. Акинфова, в с. Завалине с дер.

Анны Чернцовой.

Гавр. Беречинскаго.

Павла Крупехина.

Извольскаго, в с. Вошне и д. Дворяткине. Ив. и Алексея Мухановых, в с. Успенском и с-це Ивашкове.

Михневой, в с-це Медведкове.

Ел. Ив. Герасимовой, в с. Толмачеве.

Ив. Ильича Муханова, в д. Круглышеве.

Селивановой, в с-це Весках.

Дар. Ив. Барыковой с детьми в с-це Горках.

Макарова, в с. Петровском.

Кн. Ал-дра Серг. Волконскаго, в с-це Макарове с деревнями.

Мих. Никол. Сверчкова, в д. Калинкине.

Вас. Вас. Головина, в с. Масякове с деревнями.

Дмит. Ил. Муханова, в д. Березине.

Григ. Сем. Товарова, в с-це Конюкове.

Нат. Ал-ндр. Уваровой, в с-це Пахиреве.

Елиз. Алексеев. Цвиленевой, в с. Авдотьине.

Кн. Мих. Фрол. Енгалычева, в с-це Михальцове.

Все взбунтовавшиеся крестьяне были усмирены. В большинстве случаев достаточно было появиться гр. Остерману с военной командой, чтобы заставить крестьян изъявить покорность и дать подписку в повиновении. Только в одном имении, в с. Давыдовском у помещ. Отяева, пришлось прибегнуть к силе оружия.

Гр. Остерман в panopте губернатору Руничу 22 мая 1797 г. сообщает, что по прибытии в с. Давыдовское отряженнаго гр. Остерманом капитана с ротой крестьяне „не токмо чтоб дать внимание увещанию, но буйственно все единогласно закричав “дубьем их!…”, бросились на роту и приняли должное воздаяние за их дерзость. Один убит, несколько раненых, anpoчие захвачены были”.

Далее гр. Остерман пишет, что по рапорту капитана, он сам с земским исправником отправился в с. Давыдовское и допрашивал оставшихся крестьян. Они сознались в том, что причиной происшедшаго инцидента послужило поощрение крестьян близ лежащих селений г. Нелединскаго-Мелецкаго и кн. Куракина, у которых как оказалось и скрываются бежавшие крестьяне. Убитаго бунтовщика гр. Остерман приказал зарыть на большой доpoге „с надписью в пример другим”. Независимо от оффициальнаго рапорта, гр. Остерман послал письмо Руничу, в котором пишет следующее:

„С прискорбием подписывал донесение, долженствующее   потревожить  чувствительность  души   вашей и тем огорчительнеe, что оное неожидаемое. Во оправдание ж себе не могу иначе поставить, как исправность отряженнаго мною и три раненыя гранадера доказательство необходимости поступка его, в предупреждение же подобнаго случая неугодно ли будет вашему Превосходительству cие несчастное наказание дать знать по всем уездам губернии вашего начальства с предписанием повестить оное по всем церквам, ибо уже по черному народу поощряющие возмущения разсеевают, что я будто подкуплен от господ, а не по воле Государя моего хожу, что и побудило Отяевых крестьян покуситься перевязать роту и представить в город”.

На донесение гр. Остермана губернатор отправил к нему следующий ордер:

„Сего мая 24 дня получил я с нарочно присланным от вас унтер-офицером от 22 числа пущенной ко мне рапорт, из котораго усматриваю расторопное и довольно сходственное благоразумие ваше в усмирении бунтующих помещичьих крестьян Покровской округи, почему признательно и воздаю достойную вам похвалу. Относительно ж уведомления вашего, что отряженный от вас с ротою команды вашей капитан помещика Отяева в село Давыдовское для приведения в законное  повиновение его крестьян, которые будучи заражены злейшею непокорностию, невнимая кротости увещая, законопреступно дерзнули учинить нападение с дубьем на роту отряженную, и за таковую дерзновенную буйность приняли достойное воздаяние, что один человек из оных убит, несколько раненых, часть разбежалось, а прочие захвачены были, то не могу не сказать, что за наглую продерзость свою заслужили cиeнаказание. Но желательно б мне было, чтоб в дальнейшем вашего высокоблагородья распоряжении в отряжении от команды вашей части, каковой к усмирению бунтующих крестьян не могло воспоследовать подобнаго принужденнаго оружием наказания (и где собственно присутствие ваше будет, то по упованию моему на благоразумие и человеколюбие ваше думаю, что и случится онаго не может), а потому и рекомендую вашему высокоблагородию, чтоб впредь к усмирению бунтующих крестьян старались   болеee  действовать  совокупно   со  всею вам вверенною командою, отделять же части или целую роту благоволили удерживаться, разве самая необходимая крайность к тому вас принудит, да и в таком случае имеете посылать роту с самонадежнейшим капитаном; ибо малейшая недосмотрительность отряженнаго от вас с частию или с ротою командира, может как поселян, так и самую отряженную команду подвергнуть гибельному и не возвратному несчастию, которое потом безвинным образом может сделать ущерб въ похвально деятельном вашем подвиге. Чтож по получении рапорта от капитана отряженнаго вами в с. Давыдовское не оставили с земским исправником отправиться в оное село для изследования притчины и нахальных поступков крестьян Отяевских, то почитаю, что сделали вы основательно; ибо уже приезд ваш один с исправником в выше реченное селение оставших крестьян привело в законное повиновение помещику, в чем они и подпискою обязались. Касательно ж до распоряжения вашего чтоб убитаго бунтовщика зарыть на большой дороге в землю с надписью ево преступления, то учинить изволили предусмотрительно”.

По произведенному Покровским земским исправником дознанию по этому делу, оказалось, что в безпорядках, бывших в с. Давыдовском, участвовали также крестьяне с. Новаго кн. Куракина и с. Ильинскаго г. Нелединскаго-Мелецкаго. У трех крестьян с. Новаго оказались поранения, впрочем неопасныя.

По поводу распространившихся между крестьянами слухов, что гр. Остерман подкуплен помещиками и самовольно вошел во Владимирскую губернию для усмирения крестьян, не имея на то Высочайшаго повеления, губернатор Рунич признал необходимым предложить Суздальскому епископу Виктору, приказать „священникам по всем приходским церквам, въ епархии состоящим, чтобы они в первый воскресный день в собрании народа прочитали ему внятно „губернаторское объявление, которым по начальническому званию он удостоверяет каждаго, что господин полковник граф Остерман с воинскою командою прислан по Высочайшему Его Императорскаго Величества повелению для усмирения дерзновенных помещичьих крестьян и до толе из губернии Владимирской с командою не выбудет, доколе заблудших не приведет на истинный путь”. Епископ Виктор письмом от 28 мая уведомил губернатора, что им предписано Суздальской консистории и от оной духовным правлениям и благочинным указами, чтобы оные всех приходских церквей священно-церковно-служителям в самой скорости объявили о сем с подписками и с крепчайшим о выполнении требования губернатора подтверждением, и оные указы отправлены с нарочными”.

При усмирении крестьянъ г.г. Мухановых, Уваровой, кн. Волконскаго и других в Переславском уезде произошло следующее: 24-го мая, когда земский исправник Коробов с военной командой, вверенной отряженному гр. Остерманом капитану Зологиницкому вступил в селениe вотчины Ив. и Дмитрия Ильиных Мухановых, у которых крестьяне в числе трех сот семнадцати душ выказали неповиновение, то он нашел во всех деревнях пустые дома. Bсе крестьяне, как оказалось, разбежались в леса. Тоже было найдено и в других селениях соседних владельцев. Опасаясь, чтобы между разбежавшимися крестьянами не последовало опаснаго соглашения между собою и в виду скученности в этом районе селений, исправник Коробов решил принять крутыя меры. По прибытии с командою в 60 чел. в дер. Калинину помещика Сверчкова и собрав наличных крестьян, он истребовал от них подписки в повиновении; вследствие оказаннаго ими упорства, некоторые из крестьян были наказаны и „приведены в послушность”.  

После того исправник отправился один без команды в с. Макарово князя Волконскаго. Собрав по небольшому числу „лучших и престарелых” из крестьян и растолковав им силу высочайшаго манифеста  „наиподробнейшими изъяснениями и толкованием о таковом их заблуждении, он имел удовольствие видеть до того раскаявшихся, что со слезами просили в том прощение, изъявляя при том, чтобы он на другой день прибыл к ним опять без команды, что по их желанию и выполнил”. Прибыв в с. Макарово, исправник нашел их собравшимися в числе 150 человек. Все они просили прощения, каковое „в сходственность высочайшей монаршей воли тогдаж, не прикасаясь к малейшему их наказанию и получили и в точном требуемаго повиновения выполнении в храме Божием утвердились присягою и подпискою”. По примеpy крестьян с. Макарова и крестьяне других селений гг. Головина, Герасимова и Муханова также обратились с просьбою к исправнику, чтобы он к ним прибыл один без команды, что он и сделал. Прибыв между прочим в дер. Масякову, он нашел всех крестьян на улице стоящих на коленах и просящих прощения, почему именем Его Императорскаго Величества они были прощены и „наказания никакого им неучинено, и утвердя присягою и подпискою оставлены в спокойном пребывании”. Там, сообщает исправник, „к крайнему прискорбию он услышал от них впечатленной в слабом смысле их страх”, что после, как они придут в прежнее господ их повиновение, то их станут от девяти десятаго сечь кнутом за то, что они покорились. Этим, по мнению исправника, и объясняется упорство крестьян, выказанное ими при требовании от них подписки в повиновении. Он старался разследовать, кто мог распространять подобный слух, но так и не знал. В дер. Медветковой г. Михнева, а также  в c-це Пахиреве гр. Уваровой, крестьяне, не смотря на все внушения исправника и обещания его, что если они принесут требуемую покорность, то будут оставлены без всякаго наказания и прощены – вернуться по своим домам не решались, не смотря на то, что давно наступила время посева яроваго хлеба и поля остались не обработанными. Они возвратились только в начале июня, принеся „раскаяние в содеянном ими и прося прощение”, которое и получили, как об этом сообщил исправник в рапорте от 9 июня.

7-го мая в Переславский Нижний Земский Суд, находившийся временно в с-це Веригине, явился секунд-маиор Барыков и сообщил, что отправленный крестьянин с-ца Веригина с просьбою к Государю Императору сотский Кондратий Тимофеев из Москвы возвратился и находится в деревне Дубне, куда собирал на сход крестьян сельца Горок, а потому просил суд сотскаго Тимофеева, как бунтовщика, взять и отослать к суждению по законам. Нижний Земский Суд, согласно означенному заявлению, отправился в дер. Дубню, где и нашел сотскаго Тимофеева в питейном доме с другим сотским Герасимом Петровым. Оба они, взятые под стражу, были отвезены в Переславль. Но при проезде через с. Корелу, где они остановились для истребования провожатых, на улице собралось много людей, в числе коих находился и священник Панкратий Федоров. Увидя последняго, сотский Тимофеев подозвал его к себе и, вынув из за пазухи бумагу, просил его прочесть, что тот и сделал. Оказалось, что это был печатный манифест от 29 января, а также фальшивый билет, выданный будтобы из дворцовой конторы сотскому Тимофееву следуюшаго содержания:

„Его Императорскаго Величества самодержца Всероссийскаго Государя Императора Павла Петровича всесветлейшаго из дворцовой канцелярии дан

Билет.

Генералом Килин Александрычам Милютинским впредь до время прошателю Кондратью Тимофееву о господ для притеснения. 1797 г. Майя 4-го дня. № 127. К подлинному билету канцелярист Иван Иванов руку приложил”.

Сотский Тимофеев 19-го мая в допросе в Переславском Нижнем Земском Суде показал:

29 апреля 1797 г., будучи на сходе в с-це Горках г.г. Барыковых, все того сельца крестьяне согласились послать к Его Императорскому Величеству на господ своих в причиняемых им обидах прошение и просили сотскаго Тимофеева отправиться в Москву для подачи его. Он согласился лишь по просьбе крестьян, но не сам вызвался. Ему положили „на трату” с тягла по 50 коп., а всего 25 р. С того схода пошли в дом к сотскому, где все присягали и прикладывались к образу Божию  „в том, чтобы быть всем в одном согласии”. Получив собранныя с крестьян деньги, сотский отправился вместе с старостой Алексеем Афанасьевым к Троице для написания там просьбы с тем, чтобы сотский из Троицы шел в Москву, а староста обратно вернулся в сельцо Горки. Крестьяне сельца Дубны порядились  доставить на двух лошадях их обоих до Троицы, а за тем сотскаго до Москвы за 4 руб.

По приезде к Троице, он отправился в дом к отставному сержанту  Илье Герасимову, который и написал для их просьбу для подачи Его Императорскому Величеству. Руку за них приложил хромой сын сержанта. За написание просьбы ими уплачено 1 р. 25 к.

Затем староста уехал в с-цо Горки, а Тимофеев в Москву, где он остановился у креста у дворника Матвея (чей сын – не знает). Расплатясь с извощиком и отпустив его домой, сотский Тимофеев поместился   на постоялом дворе, где оказалось до 10 человек крестьян разных помещиков, прибывших в Москву с целью   подачи прошений на своих господ. Один из них, дворовый человек помещика Бутурлина, вызвался быть поверенным при подаче Тимофеевым просьбы, которая и была опущена в ящик.   За хлопоты   Тимофеев  обещал поверенному 50 коп. Через четыре дня этот дворовый человек принес, как Тимофееву, так и другим  крестьянам, у которых также состоял поверенным, каждому по билету и по одному печатному манифесту, сказав им, что билеты даны из дворцовой Его Величества канцелярии  при чем советовал им, чтобы билеты и манифесты предъявили на сходе приходским своим священникам.

По получении документов Тимофеев отправился пешком домой и как только вышел из Москвы, то догнал крестьянина с-ца Дубны помещика Товарова. Этот крестьянин также ходил в Москву дли подачи просьбы на своего господина. По приходе их в с-цо Дубну, они созвали сход, на который был приглашен священник с. Корелы. Последний, прочитав билет и манифест, сказал, „что хорошо что он постарается помещииков просить и поговорить чтоб они их, крестьян, не трогали, но чтобы они в работах были послушны”.

Вмешательство священника с. Корелы в крестьянские беспорядки не прошло для него безследно. Полковник граф Остерман рапортом от 3 июня уведомил губернатора, что „по словесному донесению исправника г. Коробова и по признанию крестьян господина Товарова, у коих найден фальшивый билет, за чтение онаго при собрании народа и за сделанную тревогу, когда везли упомянутаго помещика зачинщика возмущения чрез экономическое село Карелы, за все сии непозволительныя деяния, дающия поползновение помещичьим крестьянам волноваться, и подкрепляющия их вольнодумство”,  гр. Остерман взял священника под стражу, яко ослушника высочайшей воли Его Императорскаго Величества и недостойнаго служителя храма Божия. Распоряжение это было губернатором одобрено.

Письмом от 26 мая исправник Обухов сообщил губернатору о сделанном ему со стороны священника села Косагова Ивана Васильева “пасаше” (пассаже).

“В бытность мою в означенном селе Косагове, пишет Обухов, увидел я реченнаго попа Васильева, стоящаго на улице, к коему подошед спрашивал, поддерживает ли он чтением в церкви врученный ему от Земскаго Суда высочайший Его Имп. Велич. манифест, изданный сего генваря в 29 день, но он с великим невежеством отвечал мне, что о сем испрашивать его не есть мое дело, и он того манифеста читать не одолжается и меня никогда в том не послушает.

Я видя таковой неосновательной ево отзыв и замечая чрез то волнение крестьян г. Винова от неисполнения тем попом высокомонаршей власти, порученной непосредственному попечению священников неупустительным чтением в церквах вышеизъясненнаго всевысочайшаго манифеста истолкованием онаго своим прихожанам, решился о том отнестись главному начальству”.

Тому же священнику от Юрьевскаго Уезднаго Суда было дано два предписания о явке в суд по производимому в зтом суде делу; „но оный поп как по сим, так и еще неоднократным к нему от суда посылкам неявился. А посему и объявлял ему лично, чтоб непременно явился в суд. Но он, услыша сиe, отвечал мне с великимъ азартом, говоря так: да что ты за разбойник такой! И неоднократно повторяя сии слова, кричал, что приехали разбойники, драл на себе лицо и приказывал своей жене бить в набат, на которой крик вышел сын ево, держа в руках топор с намерением видно меня оным уязвить, что я видя принужден был от того удалиться”.

Губернатор отослал жалобу исправника на священника епископу Виктору на его разсмотрение. Преосвященный, сообщая губернатору о сделанном им по этому делу распоряжении, в свою очередь препроводил ему на его разсмотрение две просьбы того же священника на исправника Обухова от 26 и 30 мая, прося губернатора оказать удовлетворение священнику, крайне обиженному исправником,  „поелику священник явился к епископу Виктору окровавленный, а жена его от побой при депутатах была исповедана”.  В упомянутых прошениях священника Ивана Васильева значится следующее:

1. 23 мая исправник Обухов, по приезде в с. Косагово к помещику Бологовскому в дом, прислал к священнику Ив. Васильеву солдата с требованием, чтобы он явился к исправнику, но священник сказал солдату, что он „в дом Бологовскаго без депутата с духовной стороны и за имеющеюся у него с Бологовским по Консистории и Владимирскому Духовному Правлению приказною ссорою, дабы он по злобе не причинил ему, священнику, какой либо обиды, идти не смеет, с чем тот солдат от него и ушел”. После того сам исправник с двумя солдатами, пришедши к священнику в дом, стал его „ругать всячески, для чего он к нему не шел; когда же он, священник, отозвавшись ему, исправнику, что он в дом Бологовскаго не шел по вышеписанной приказной ccopе, а он, исправник, почему его изволит требовать, тогда сей исправник без всякой причины имеющеюся у него в руках палкою начал ево священника бить по плечам и по голове и расшиб левую бровь и переносье до крови, от чего на оных местах имеются знаки*. Священник едва мог вырваться и схватя лошадь уехал верхом с объявлением к депутату села Чекова священнику Василию Андрееву и к крестьянам, которые те знаки на священнике видели, „в чем ими и свидетельствуется”.  После того священник из страха перед исправником, оставя дом и семейство, явился к преосвященному с просьбою.

2. Во время отлучки священника для подачи просьбы в Суздаль, 27 мая он былъ извещен крестьянином села Косагова Григорием Никитиным, что исправник Обухов жену священника „прибил смертельно”, почему вернулся в свой дом и нашел свою жену „лежащею при смерти, едва говорить могущую, исповеданную и причащенную святых тайн” еще до приезда священника ея духовным отцом священником села Лыкова Иваном Григорьевым. Жена священника заявила ему, что она прибита без него исправником Обуховым. Вследствие этих побой ее вести “ни для просьбы, ни для свидетельства” оказалось невозможным и будетъ ли она жива – неизвестно. По приказани. же исправника Обухова две лошади, принадлежащия священнику, были взяты и отправлены в г. Юрьев. Сын священника, пономарь, узнав об этом, отправился в город для подачи в Уездный Суд просьбы о возврате лошадей, но был сам взят под стражу; лошади же были приведены в дом священника и ему возвращены.

Губернатор Рунич обратился к епископу Виктору с следующим письмом:

„Ваше   Преосвященство,   Милостивый  Государь мой От 18 числа сего месяца при отношении Ваше Преосвященство, провождая записку, сочиненную из вступивших Юрьевской округи села Косагова от священника Ивана Васильева мая 26 и 30 чисел  просьб, требует оному священнику в причиненных земским исправником в доме онаго священника обидах и побоях жене ево оказать удовлетворение.  Разсматривая сию присланную Вашу записку и соображая оную с просьбою от исправника Обухова от 23 числа минувшаго мая мною полученною, нахожу в них: в первой, что двое депутатов свидетельствуют только в том, что им от священника Васильева о побоях объявлено, а жена де его исповедывана и приобщена святых тайн; но были ль при том происшествии – ничего не упоминают; а в просьбе Обухова показано, что оный священник дерзновенные отзывы исправнику чинил на улице,  куда де и сын его выбегал с попом. По сим одна другой противоречащим бумагам, оказать ныне священнику удовлетворения, так же и повеления никому дать не могу: ибо  просьба  прислана не в подлиннике и не в копии засвидетельствованной, а только приложена одна записка, ни кем  не подписанная, следовательно без удостоверения сего и судебное место за твердый документ принять и по ней производство чинить усумнится и не может. А потому, обращая при сем помянутую записку, за нужное нахожу Вашему Преосвященству изъяснить, что хотя означенный священник Васильев и представил свидетелей двух депутатов, но они подтверждаютъ только одно объявление священниково, а не самое происшествие, то и неугодно ли будет вашему преосвященству приказать оному священнику из бывших при том людей представить свидетелей; ибо нельзя статься, чтоб не было тут довольнаго числа или жителей, или и сторонних. Не могу однакож умолчать и о том, что исправник сей был мною в село Косагово командирован по важнейшей Комиссии для усмирения помещичьих бунтующих крестьян, почему и полагаю, ежели бы священник ни малейшаго исправнику ослушания не сделал, то немоглоб и последствиев неприятных произойти, каковые ныне открылись. Не оправдываю однакож и исправника в том, что он, будучи необходимо обязан при сем случае требовать от священника по званию его пособия в разсуждении истолкования всевысочайшаго манифеста несмысленным крестьянам, нарушившим спокойствие и тишину; но вместо того онаго священника Васильева только спросил, читал ли он манифест, а он обязан был заставить сего дерзостнаго священника при себе читать оный; ибо и сам он, священник, подкрепляет в прошении своем, прописанным в записке, что де по позыву его, исправника, не пошел в дом г-на Болговскаго, с которым имеет ссору; но где идет польза общая, тут священник по важности звания собственную ссору должен пренебречь, а потому, ежелиб и справедливо было показание священниково, что исправник звал его в дом того Болговскаго, то и в таком случае не должен он был ослушаться исправника; ибо он не может наперед предъугадать, что исправник затем его туда звал, дабы обще с господином Болговским его обидеть, что явно и доказывает онаго священника клевету, ибо не будучи еще ни тем, ни другим обижен, заключил, что его и тот и другой будут обижать, почему уже утвердительно почти можно согласиться и видеть, что священник, выдумав все сие, клевещет несправедливо на исправника, дабы тем утаить ту дерзость,  которую на улице исправнику учинил, а по сему и должен был исправник в тоже время неупустительно его, Васильева, яко не исполнителя высокомонаршей воли и подающаго повод крестьянам к бунту, взять и отослать к суду. Отнеся все сие разсмотрению Вашего Преосвященства, прошу на оное благоволительным уведомлением вашим меня не оставить. Впротчем с непременным моим почитанием и совершенною преданностию есмь и пребуду всегда ваше преосвященство, милостивый государь мой, июня 20 дня 1797 г.  Владимир. Епископ Виктор письмом от 23 июня ответил губернатору, что „священник Иван Васильев, просящий на Юрьевскаго земскаго исправника Обухова в обидах и побоях ему и жене ево попадье в доме их тем исправником учиненных был (епископом Виктором) спрашиван, имеет ли свидетелей, и показал, что в доме ево был один только исправник с солдатами, а потому и ссылаться ему священнику не накого. Депутаты ж, по священству и по чистой совести, объяснили, что попадья от побой исправниковых подлинно при них депутатах была исповедывана и приобщена святых тайн, что самое относя его превосходительству на благоразсмотрение, пребыть имеет и пр.”

Чем кончился этот эпизод с Косаговским священником – неизвестно. Надо думать, что, за отсутствием свидетелей, на которых бы мог сослаться священник, исправник Обухов оказался во всем правым.

Уступчивость епископа Виктора в этом деле объясняется тем обстоятельством, что многие из священно- и церковно- служителей Владимирской губернии находились в то время в сильном подозрении относительно их участия в крестьянских безпорядках.

источник: *Труды Владимирской Учёной Комиссии*, том 5. Орфография и стиль сохранены, с адаптацией к современному правописанию. Документ подготовил к публикации В.Е. Махалов.

Упоминание: село Скомово, Владычино, Пиногор, Мирславль, Давыдовское Большое, Давыдовское Малое, Лычево, деревня Быстри, Мышкино, Студенец,


Упоминание: 1797 год, 18-й век, документы, Скомово (село), Владычино (село), Пиногор (село), Мирславль (село), Давыдовское Большое (село), Давыдовское Малое (село), Лычево (село), Быстри (деревня), Мышкино (деревня), Студенец (деревня),